Директор галереи Х.Л.А.М. Алексей Горбунов: «Современное искусство по-прежнему под подозрением»

В этом году единственная в Воронеже галерея современного искусства Х.Л.А.М. отметила десятилетие. В названии галереи зашифрованы четыре слова – художники, литераторы, артисты и музыканты. Причем Х.Л.А.М. всегда был открыт для новых направлений в искусстве, литературе и музыке и предоставлял площадку для реализации авторам из Воронежа и других городов. В интервью «Умбра Медиа» директор галереи Алексей Горбунов рассказал, как за десять лет Воронежу удалось стать брендом в арт-сообществе страны, и чем плоха сердитость для художников.

ПРО ОТКРЫТИЕ ГАЛЕРЕИ
«Меня всегда тянуло к радикально новым художникам»

Можно сказать, Х.Л.А.М. в Воронеже появился благодаря череде случайностей. Будущий ее директор Алексей Горбунов родился в Котласе Архангельской области. Его отец работал горным инженером, семья часто переезжала. Школу Алексей Юрьевич окончил в Донецке Ростовской области, а потом поступил в Харьковский авиационный институт (ХАИ). Он рассказывает, что после учебы была возможность по распределению поехать в Калининград, Люберцы и Воронеж. Случайным образом он остановил свой выбор на Воронеже, где в 1976 году устроился на Механический завод.

— Атмосфера Воронежа 70-х сильно отличалась от Харькова, — вспоминает Алексей Юрьевич. – В ХАИ на каждом потоке каждого курса и каждого факультета была своя рок-группа. Сначала меня больше интересовала музыка, кино и литература. Я общался с людьми, близкими мне по духу. Кстати, потом я выяснил, что жил в Харькове на площади Тевелева, рядом с домом, где со своей Анной жил перед отъездом в Москву Эдуард Лимонов. Если я жалею, то о том, что не познакомился в Харькове с фотохудожником Борисом Михайловым. Он занимается философской, экзистенциальной фотографией. Он один из немногих авторов постсоветского пространства, чьи работы приобретены галереей Саатчи. Сейчас он живет в Германии. В Воронеже отсталость в художественной фотографии бросалась в глаза. Фотохудожниками по-прежнему считались фотографы, которые делали стандартные постановочные снимки. Меня это огорчало. Обратил я внимание и на то, что жители города любят ругать Воронеж. Я тогда коллекционировал банальности, и вот одной из них уже больше 40 лет: «Я не люблю Воронеж. Я ненавижу Москву». И, наконец: « Я люблю Питер» (здесь желательно закатить глаза).

— А с чего начался ваш интерес к современному искусству?

— В школе у нас был факультатив по критике антикоммунизма. В СССР обильно выходила критическая литература по философии, изобразительному искусству, театру, в ней цитировались произведения, описывались театральные постановки в Нью-Йорке, Лондоне, публиковались репродукции работ художников. И все это с критикой произведений зарубежных авторов. Называлось это «протащить идеи под чужим флагом». И критика эта произвела обратный эффект, меня стали интересовать последние достижения искусства. И потом я всегда тянулся ко всему новому в литературе, в кино, в живописи, в музыке. В Воронеже в 70-е годы я не встретил художников, которые меня заинтересовали бы. Я интересовался литературой, среди моих друзей было много поэтов. В 90-е организовал киноклуб и занимался им .

— Как возникла идея открыть собственную галерею?

— Конечно, в советские годы никто не мог помышлять ни о какой галерее. А в 90-е на это просто не было денег. В 2003-м появилась возможность купить квартиру. Я посоветовался с семьёй, и предложил открыть галерею современного искусства, меня поддержали. Идея эта возникла спонтанно. Реконструкция помещения шла лет пять. В 2004-5 гг. у нас работала Машей Чахонадских, она рассказала про своих друзей, которые тогда занимались концептуализмом, устраивали акции, квартирники в составе своей группы ПОППИ. Вначале мне показалось, что это любительское сообщество, но после знакомства с художником Иваном Горшковым мнение изменилось. Иван пригласил меня в гости. Помню я увидел у него в комнате шкаф, выкрашенный в красный, а также живописные портреты девушек со странными деформациями или нарушениями. Я всё понял и был очень рад. Потом побывал в мастерской отца Ивана, где меня сразили (я хохотал) странные, сюрреалистические и добрые скульптуры и объекты. Уже позже познакомился с самим художником и скульптором Сергеем Горшковым. Иван приглашал меня на акции, я познакомился с другими участниками ПОППИ и их друзьями. Все эти события меня воодушевили. Я осознал, что в Воронеже есть художники. Если бы этих ребят не оказалось, мне бы пришлось приглашать художников из Москвы. Теперь я понимаю, что все эти процессы для Воронежа были важны.

Галерею вместе с первой выставкой мы открыли 5 января 2008 года. В экспозиции были работы из моей коллекции и Сергея Горшкова. Иван специально сделал огромную инсталляцию «Неукротимая волна» (из проволоки, дерева и шерсти) и несколько живописных произведений. Пришло много молодежи. Мне не хотелось, чтобы Х.Л.А.М. стал галереей наивного искусства. Меня привлекало новейшее искусство и тянуло к радикально новым художникам.

ПРО ДЕНЬГИ

«Слово «Воронеж» стало брендом в российском арт-сообществе»

— Х.Л.А.М. открылся в кризисный 2008 год, тем не менее, галерее удается удерживаться на плаву уже десять лет. В чем секрет?

— Галерея остается коммерческой лишь формально. Я отдавал себе отчет, что заработать будет сложно. У меня не было цели обогатиться. Есть масса вещей, продавая которые, можно заработать больше денег. Помню, на следующий год после открытия Х.Л.А.М.а приезжал Марат Гельман (коллекционер, галерист, публицист) и говорил, что у него в голове не укладывается, как можно было открыть галерею без единого коллекционера в городе. Впрочем, за десять лет мало что изменилось. Появились только один-два коллекционера. Как-то все на энтузиазме держится. У нас продаются книги, но этих денег хватает разве что для оплаты света. Еще бывают редкие продажи работ художников в Москве в основном. На вопрос как я живу, я отвечаю, что живу как художник – от случая к случаю.

— И все же участие Х.Л.А.М.а в международных выставках современного искусства, например, Cosmoscow, и других проектах – это всегда заметные события. Да и работы художников вашей галереи продаются недешево.

— Ярмарки, действительно, иногда помогают. Но это редкие события. Если говорить об основной роли галереи, то я думаю, она не только в том, что в Воронеже самом расшевелилась ситуация, и часть молодёжи стали на путь свободного искусства, а и в том, что само слово «Воронеж» стал брендом в российском арт-сообществе. Это произошло постепенно, общими усилиями, в том числе благодаря активности самих художников, которые участвовали в различных биеннале, выдвигались на премии современного искусства. Теперь нас зовут и на ярмарки, и выставки, предоставляют площади. Художники из других городов всегда тепло отзываются на предложения выставиться в Х.Л.А.Ме. Вероятно, это связано с репутацией галереи. А она достаточно хорошая. 2018 год мы начали с фестиваля, посвященного режиссеру Борису Юхананову, который в течении двух дней открыл фестиваль и провел в галерее несколько встреч.

— Были ситуации, когда вы думали о закрытии галереи?

— Нет. Однако когда в 2009 году материальное положение галереи пошатнулось, вместе с художниками Иваном Горшковым, Николаем Алексеевым, Мишей Лыловым мы решили образовать Воронежский центр современного искусства. Ребята мудро поступили, что не стали проситься в ГЦСИ, это давало большую независимость. Так, ВЦСИ стала самопровозглашенной организацией. Ребята устраивали акции, перформансы, в том числе и в торговых центрах, читали лекции в Х.Л.А.М.е, в клубе «Сто ручьев». 2009-2010 годы были подъемом современного искусства в Воронеже. Они устраивали акции в ТЦ «Европа», в Доме мебели, подвале баскетбольного зала. Среди молодежи был большой к нему интерес. ВЦСИ и Х.Л.А.М. действовали и действуют параллельно. А в 2012 году администрация области помогла ВЦСИ с помещением в центре, на проспекте Революции, предоставила условия социальной аренды.

ПРО БОРИСА ЮХАНАНОВА

«Человеку и искусству не хватает состояния внутреннего счастья»

— Практически месяц, с 18 января по 17 февраля в Х.Л.А.М.е идут показы фильмов и фильмов спектаклей художественного руководителя Электротеатра Станиславский Бориса Юхананова. Вас связывает многолетняя дружба. Расскажите, как вы познакомились?

— Борис не смог поступить в Москву в театральный, как он говорил, по национальным ограничениям, приехал поступать в институт искусств в Воронеже. И остался здесь на четыре года. А познакомились мы случайно. Одна девушка привела меня в Масловке в одну хатенку, где в 77-79-м годах собирались местные поэты, актеры, они выпускали свой журнал. И среди них был Юхананов. Общение с Борисом произвело на меня ошеломляющее впечатление. Мне сразу стало очевидно, что он огромный художник в широком смысле. Юхананов шутил, что сам себя сослал в Воронеж. Потом он работал в Брянске, служил в армии и спустя семь лет отсутствия в Москве, вернулся в столицу, поступил в ГИТИС к режиссеру Анатолию Васильеву. Но Воронеж он не забыл, приезжал ко мне на свадьбу. Я был удивлен, что в Москве о нем заговорили только в 85-м году. 30 лет Юхананов был сначала в андеграунде, потом осуществлял свои грандиозные и сумасшедшие проекты на разных случайных площадках. Всё это время он занимается театром, кино, преподаёт в своём МИРе (Мастерская индивидуальной режиссуры) и имеет на сегодня сотни учеников, многие из которых возглавляют телеканалы, продюсируют фильмы и работают в самых разных сферах культуры. Уже в девяностые-нулевые годы Борис Юхананов был грандиозной по значению фигурой в российской культуре. Однако, только, когда в 2013 году Юхананов стал худруком государственного театра Электротеатр Станиславский, на него по-настоящему обратили все взоры, а интонация публикаций о нем вдруг изменилась, стала «почему-то» теплее. Надо сказать, что до сих пор журналисты начинают биографию Юхананова с московского периода, с учебы у Эфроса и Васильева, а годы учёбы в Воронеже упоминают как какое-то непонятное для них недоразумение. Фестивалем ЮХАНАНОВФЕСТ я хочу исправить это недоразумение, а также показать пласт «большого» Юхананова с 1986 по 2017 годы.

— Чем вас привлекают работы Бориса Юхананова?

— Поэзией, языком, философией. И потом, кажется, Юхананов – единственный человек, который всегда находится в состоянии счастья. Этой составляющей внутреннего счастья не хватает огромному числу людей. В современном искусстве о счастье говорить не принято, это считается чем-то неприличным и даже постыдным. Кроме того, понятие это воспринимают извращенно, возможно, ещё и потому, что оно рекрутировано маркетингом.

ПРО ВОРОНЕЖСКУЮ ВОЛНУ

«Вызывает недоумение непризнание художников в родном городе»

— Галерея Х.Л.А.М. стала важным этапом в карьере художников Арсения Жиляева, Ивана Горшкова, Николая Алексеева, Ильи Долгова, которые сейчас выставляются в России и за рубежом. Вы сразу поняли, когда с их творчеством познакомились, что они станут известны?

— С момента знакомства с Иваном Горшковым нельзя было сомневаться, что его ждет хорошее будущее. Арсений Жиляев всегда был самостоятельной фигурой. Но и сейчас даже успешным художникам таким, как Николай Алексеев, Илья Долгов, Кирилл Гаршин сложно обещать золотые кущи. Консервативный поворот страны, так называемое, международное положение. А для художника важно участвовать в резиденциях, выставляться за рубежом. Тем не менее, хотя воронежские художники стали хорошо известными, но по-прежнему они желанны где-то в других местах, а не в родном городе. Какое-то недоумение вызывает непризнание наших художников, и по-прежнему современное искусство остаётся в Воронеже под подозрением. Но какие-то сдвиги происходят. В галерее Камерного театра выставлялись работы Кирилла Гаршина, Ивана Горшкова.

— Чьё творчество из начинающих художников вам интересно?

— Я вижу большой талант в Кирилле Савельеве, слежу за тем, что делают Егор Астапченко, Анна Курбатова, Катя Лузгина. Мне важно, чтобы художник не мучил себя искусством, чтобы искусство для него действительно стало образом жизни. У художника должна быть некая одержимость. Немало художников, которые зачем-то хотят «быть в контексте». Это часто бросается в глаза, и мне это не интересно. Некоторые художники мне просто не близки, то есть являются или могут являться художниками других галерей. И потом, есть много конкурсов, премий, а также экспертов, у которых можно получить, быть может, более объективную оценку своего творчества. Художники – ранимые люди. Когда они говорят, что жаждут критики, добавляя — конструктивной критики, то под этой самой конструктивной критикой подразумевают в лучшем случае мягкие ласковые замечания.

ПРО ЧЕЛОВЕКА В ИСКУССТВЕ

«Испытывать естественную потребность в новом искусстве»

— В недавнем интервью The Art Newspaper Арсений Жиляев сказал, что современное искусство исчерпало себя как проект, а что придет ему на смену, непонятно. На ваш взгляд, современное искусство сейчас, действительно, в каком-то тупике?

— Я заметил, что многие яркие представители современного искусства, пожалуй, уже лет десять критикуют современное искусство. А некоторые из них говорят прямо, что они терпеть его не могут. Причин этому много, кроме того, подобные заявления свидетельствуют о том, что в арт-среде нет единства, что художники часто любят или себя или себе подобных. О конце современного искусства, как «проекта», говорят давно, возможно, рассматривая «проект», как устаревшее средство некоей войны. Я считаю всё же, что искусство нельзя остановить, оно не может исчерпаться, потому что очень трудно «сузить» человека. Объявить о конце какого-либо искусства невозможно.

— Как вы, когда смотрите на работу художника, понимаете, что это произведение искусства?

— Меня в искусстве интересует человек, проблемы человека в той или иной форме. Формализм ради формализма мне может быть не интересен, может быть и не интересен вопрос, который гложет художника или о котором он мне говорит. На любом биеннале, на любой ярмарке зрителям понравится только процентов 10 от того, что они увидят. Только разные 10 процентов. Сегодня меня оспорят, но я по-прежнему считаю, что художник-человек особенный, Полно нормальных людей во всех отношениях, но часто они не интересны. Холодно искусством заниматься невозможно. Самовлюбленность, сердитость, потеря великодушия также, на мой взгляд, является препятствием для искусства.

— Что вы посоветуете тем, кто хочет, приходя на выставки, разбираться в современном искусстве?

— С одной стороны желательно читать поэзию, книги по искусству, по философии, по психологии. Желательно знать историю искусств вообще, но в данном случае особенно внимательно отнестись к истории послевоенного искусства и истории искусства уже 21 века. Но с другой стороны, монографии, лекции и даже сама насмотренность может не помочь, если в человеке сидит предубеждение. У педанта, человека без самоиронии, возможно, и есть какие-то шансы «разбираться» (но для чего? чтобы стать дилером?), но я сомневаюсь. Нужно просто испытывать любовь и естественную потребность в другом, в новом искусстве.