В Воронеже одна из самых ярких и интересных выставок этой осени «Игорь Гурович. Плакаты» проходит сейчас в галерее Камерного театра. Игорь Гурович – дизайнер и график с мировым именем. Он является академиком Академии графического дизайна, лауреатом профессиональных премий «Родченко», «Design Innovation Award», «Golden Bee Award» и других. Дизайн-бюро Игоря Гуровича Ostengruppe участвовало в оформлении Московского международного кинофестиваля, «Кинотавра», «Золотого орла». В день открытия экспозиции Гурович вместе с театральным художником Анастасией Нефёдовой провёл лекцию-диалог «Театр и дизайн. Раздвигая границы конфликта». Мы отобрали самые интересные цитаты Игоря о его работе и проблемах современного дизайна в России.
Профессия «решальщик»
— Дизайн эволюционирует страшными скоростями. Появляются книги, которые устаревают в момент написания. Уходят стандартные жанры и профессии. Хороший дизайн занимается жизнью – он сочиняет законы, по которым она может быть описана. Дизайн может говорить человеку какие-то тексты, то есть смыслы. Текст гораздо важнее плаката, книжки или визитной карточки. Проблемы, возникающие в дизайне сегодня, беспрецедентны. Но есть люди, готовые решать эти задачи. Дизайн становится такой специализацией, которая захватывает все больше территорий, свободно переходя в архитектуру, театр, кино. Почему я называю свою работу – решальщик? То, чем я занимаюсь сейчас, это как раз решение клиентских, дружеских проблем при абсолютной непредсказуемости медиа, в которой будет происходить реализация.
Границы дизайна
— На парижской конференции в театре Одеон французы хотели понять, что у них происходит с дизайном и почему французская школа не адаптивна по отношению к европейской. Есть общие европейские тренды, а есть чисто французские. Французы хотели легитимизировать историю о том, что их дизайн произошел от их театра – будто он является стилеобразующим. Это вопрос о границах, и о том, какие тренды являются стилеобразующими, и насколько правомерно в интернациональной профессии говорить о национальных корнях. На конференции всем было интересно, что я живу в России, что наши границы – это важная часть культурной семантики. Россия возвела вокруг себя такие границы, которые оказались шире, чем сама территория. Русские про границы знают все. Границы между национальным и глобальным, между публичным и персональным, между тем, что делается для денег, и тем, что делается для счастья. Самая важная граница внутри проекта – между условиями, по которым ставится проект, и самостью художника. Если клиент побеждает художника, то проект умер. Если художник побеждает клиентский запрос, то проект тоже умер.
В русском дизайне нет слова «счастье»
— Русский графический язык абсолютно не адаптирован к проблемам рассказа про счастье. У нас нет архетипа о счастье. Есть архетип «Родина-мать зовёт», «Вставай страна огромная» – когда все очень плохо, надо взяться за руки и пойти проливать кровь. Также есть архетип большого праздника. Но нет визуального языка о счастье. И мы с коллегами, будучи молодыми и глупыми, пытались придумать такой язык. В конце 90-х мы шарились по всем визуальным помойкам, чтобы расширить возможности языка. Мы открыли архитектурный рисунок – это изумительная хранительница образов. Это древняя штука, в ней огромное понимание смысловых нагрузок и графических возможностей. Казалось, смешно красть из архитектуры и приносить в графический дизайн, но мы этим занимались.
Низкие жанры и брак в дизайне как стратегии
— Начало 2000-х. Поскольку полиграфии были плохие, и невозможно было напечатать хороший плакат – везде был брак – мы стали делать брак осознанно, закладывая его в дизайн. Зачем ждать, если можно сделать это самому? Поэтому история испорченных и убитых файлов – это тоже одна из стратегий. Еще одна стратегия – это женить все и вся. Много мы пытались поженить американскую поп-культуру с русским конструктивизмом. Нам казалось, что это смешная свадьба, потом конструктивизм стал фигурой поп-культуры. Поскольку денег было очень мало, мы печатали все в самой плохой типографии на самой плохой бумаге. Мы перебрали все, начиная от кроссвордов. Все низкие жанры, которые мы находили и с которых считывалась семантика, мы пытались перетащить в графический дизайн, просто расширяя пределы возможных языков.
Мифотворчество и официантство
— У графического дизайна есть много профессий. Есть ипостась официантская, потому что, в принципе, ты выполняешь чужой заказ. Есть ипостась мифотворческая – спектакли идут в репертуаре, потом снимаются, а плакаты остаются. Выставки заканчиваются, праздники заканчиваются, а плакатики остаются. По плакату во многом люди будут рассуждать о том, что на самом деле произошло. У плакатов есть важная цель – создание мифов, которые будут жить отдельно от поводов. Это крайне увлекательно – сочинять мифы. Друзья построили в Москве бар «Деликатес» и заказали миф, который бы интегрировал коктейльную культуру в московские контексты. Мы придумали миф, что коктейльная культура существует в Москве уже давно, будто бы есть традиции. Для Музея кино мы создали миф, что ходить на классику кино – это модно. Я предложил сделать историю про классические фильмы как про модный интертеймент. Например, появился плакат японского фильма с эротическими сценами – женщина, лежащая в суши и мелко нашинкованная.
Плакат живет по дворовым правилам
— Плакат существует по абсолютно дворовым правилам. Чтобы быть замеченным, есть две стратегии – можно орать и можно быть крайне тихим. Промежуточные поведенческие линии не дадут тебе возможности выделиться. А плакат хороший должен убить все в округе или подчинить себе, потому что плакат живет не в музее, а на улице, а улица – агрессивная среда. И хорошие дизайнеры проектируют контексты, потому что плакат живет в контексте, и он должен жить рядом с плакатом «Филипп Киркоров приезжает в Сочи» или «Участковый от слова учесть», с флагом со знаком Единой России. Хороший плакат похоронит их тут же! Моя жизненная стратегия: бессмысленно делать хорошую, умную вещь, если ее никто не увидит. Уличный контекст в России достаточно агрессивен – надо это использовать.
Плакаты и кино
— Мои друзья получили грант на кинофестиваль и мучились, где его провести. А потом я нашел их счастливых и пьяных, потому что они на карте России обнаружили город Канск – рядом с Красноярском, и сделали Канский кинофестиваль. Он стал дико популярным. Это было придумано как маргинальная киношутка. Теперь ему 15 лет и его открывает губернатор. В этом году я делал для них плакаты на тему фантастики. Очень нежная и печальная история у меня с российским кино, потому что, к сожалению, заказчики не верят в русский народ. У меня заказывают плакаты для международных фестивалей или для европейского проката, но крайне редко для российского. Потому что «они же не поймут». Они – это мы с вами. И этих «они» постоянно оценивают и решают за них, я часто слышал: «Они любят на белом фоне», а почему так решили, неясно.
Первый дорогой заказ
— Если долго бить в одну цель и быть несгибаемым, то лет через десять к тебе придут и скажут: «Мы все поняли». Когда мы начинали заниматься плакатами, то лет восемь работали бесплатно, часто вкладывая свои деньги в печать, что было абсолютно нормальным. Потом к нам начали приходить всякие буржуи. Например, компания Land Rover, которая делала фестиваль британского кино в Москве. В плакатах нужно было учесть стилистику британского флага и корпоративный гайд Land Rover за пять десятилетий – 60, 70, 80, 90, 2000-е годы. Например, первые года – 60-е – Land Roverы были красными и синими, вторые – серебряными и розовыми металликами.
Дизайнер – переводчик с театрального на уличный
— Театр, воспроизводящий много интеллектуальных ценностей вокруг своего «домика», считает, что внутритеатральный текст может быть уместен и на улице. Я как мальчик, рожденный на улице, знаю, что там другие тексты. Улица живет по другим законам, нежели храм искусства. Чтобы перейти на другой формат общения, нужна функция умного дизайнера – переводчика с театрального на уличный без травматичности. И в плакате важнее текст о самом театре, нежели о его продукте. Существует мировая практика, когда театр говорит о более глобальных вещах, нежели постановка спектакля. Театр – это вообще-то город. Многие города позиционируют себя через театры и музеи. И ответственности у театра перед городом и публикой намного больше, чем просто запихнуть зрителя на точное время спектакля. Диалог о назначении театра необходимо выносить на улицу. Плюс это еще маркетинг: 3% людей принимает решение идти или не идти в театр по картинкам-плакатам. Плакат маркирует культурную институцию в городе. Он говорит: «Театр в городе присутствует». Если театр хочет кого-то привлечь, он модифицирует язык – не сюжет новой постановки, а именно язык, под людей, которых хочет привлечь.
Художник должен иметь право на поражение
— Поражение перед собой – это нормально. Потому что жить с ощущением того, что каждая следующая работа будет шедевром, это невыносимо, мука. Поражение – такой же хороший результат, как победа.
Мои главные враги – Толстой, Достоевский и Чехов
— Мы живем в словоцентричной стране. Это значит, что все-таки наша культура построена на слове, все остальное важно в меньшей степени. Этим мы отличаемся от италийцев. Мои главные враги – это Толстой, Достоевский и Чехов. Потому что они враги хорошего дизайна. Из литературы мы познали, что человек должен вибрировать на мудрый и честный текст; при этом табуретка, на которой он сидит, должна быть толщеногая, ложка, которой он ест, кривая – плохо любить красивое. Язык дизайна многими воспринимается как напрочь лишенный высоких нот. У дизайнера как будто нет инструментов говорить о высоких смыслах, потому что он вторичен по отношению к писателю. И так было всегда. При советской власти дизайнер завоевал уважение, используя тот язык – Ленин, красная звезда, Гагарин, Белка и Стрелка, – и получил высокий смысл. А новый русский язык последних 20 лет не имеет семантических рядов, которые позволили бы патетично разговаривать в дизайне.
Выставка «Игорь Гурович. Плакаты» продлится до 22 ноября. Вход свободный. Галерея Камерного театра со вторника по воскресенье с 12.00 до 17.00. После 17.00 вход открыт только для зрителей спектакля.
Фото: Алексей Бычков.
