Художник Ирина Котина об идеальном мире и неидеальном человеке

В начале июня в Доме архитектора прошла выставка «Дивный сад» Ирины Котиной. Художница представила новые работы, созданные за последние полгода. Как и в своих предыдущих произведениях, Ирина создает многослойные образы с характерным разнообразием живописных фактур, несмотря на общую сдержанную цветовую гамму. Она погрузила зрителей в мистический мир идей, куда можно сбежать от обыденности и раствориться в сказочном мифотворчестве автора. Мы поговорили с Ириной о самодисциплине, переплетении живописи и литературы, отношении в обществе к творческим профессиям и о трудностях, с которыми сталкивается художник в процессе организации персональной выставки.

— Выставку «Дивный сад» ты подготовила за полгода. Позволь заглянуть в мастерскую художника и расскажи немного о работе над ней: что послужило вдохновением для этой серии?

— Да, интересный вопрос. Я и сама зачастую пытаюсь понять, как рождается искусство. Ответ со временем бывает разным. Сегодня я могу сказать, что мои произведения — это художественная компиляция и по содержанию, и по форме. Первоначальный образ зачастую — это случайность, которая входит в унисон с моими ощущениями. Например, в душевых бассейна увидела сквозь запотевшие стеклянные стенки силуэты женщин, и это отозвалось. Было красиво по ритму и пятну. Это эмоциональная составляющая. Ты должен быть открыт миру, обнажить нервы, независимо от того, хорошее или плохое принимают твои локаторы. Я бы сказала, что вопреки расхожему мнению, профессиональная художественная деятельность носит для личности скорее разрушительный характер, нежели терапевтический.

Затем нужно включить разум и оформить первоначальный образ в сюжет, композицию, подобрать окружение, дополнительные смысловые предметы, найти цвет. Иногда я нахожу нужных героев в интернете и делаю коллаж (подбираю ландшафт, небо, другие предметы), но если есть возможность работать с натуры, то, скорее, выберу второй вариант. Для этого прекрасно подходят натюрморты.
Безусловно, мне бы хотелось достичь чистоты и первозданности образов, но это доступно далеко не каждому. Пожалуй, монахам или юродивым, отшельникам, которые посвящают себя служению. И, если повезет, твой труд будет вознагражден, тебе будет даровано чудо простоты и истины, например, как Моранди. Кстати, именно Джорджо Моранди стал для меня одним из великих открывателей жанра натюрморта. Я увидела, что его живопись проста лишь при беглом взгляде, а на самом деле открывает целые вселенные форм, пластики, цветовых нюансов. От этой отправной точки и родился проект «Дивный сад», хотя в процессе работы я ушла далеко в сторону.

— Как обычно ты строишь работу над произведениями: сначала продумываешь всю серию и потом уже приступаешь к краскам и холсту? Или начинаешь одну картину, а она уже подсказывает следующие образы?

— Мне нравится работать над одной или несколькими сближенными темами. Я работаю проектно: в одной выставке стараюсь тезисно раскрыть ту или иную мысль, которая для меня важна. В этом смысле серии «Амальгама» и “Fragile” являются циклами равнозначных картин со схожим сюжетом, а «Дивный сад» — более широкое высказывание и сюжетно, и жанрово. При работе над эскизами я думаю о том, каким образом и в каком пространстве разместятся картины, какие эмоции будет испытывать зритель переходя от одной работы к другой, как будет развиваться его мысль от входа в выставочный зал до достижения кульминации. При этом каждая картина является самостоятельным и цельным высказыванием и не теряется вне контекста всей выставки.

В начале работы есть общая задумка, набор эскизов, которые дают тебе иллюзию контроля над ситуацией. Казалось бы, переводи эскиз на холст и готово. Однако в процессе понимаешь, что какие-то решения не работают, тогда ищешь новые.

— Не у всех художников хорошие отношения с самодисциплиной. Полгода для организации выставки тем более с такими масштабными полотнами — небольшой срок. Насколько сложным для тебя был этот период? То, что ты заранее забронировала выставочный зал для вернисажа, — тебе помогало или мешало в работе?

— Одной из первых картин, над которыми я начала работать, была «Под небом голубым», или рабочее название «Лев». Начала я ее еще в сентябре, но на некоторое время приостановила работу, потому что в сентябре-ноябре было сложно вообще понять, как жить и что делать. В декабре я вернулась к живописи. Безусловно, чем более понятны организационные моменты, тем легче работать. Наличие дедлайна для меня — стимулирующий фактор. Ориентируясь на параметры помещения Дома архитектора, мне было проще планировать размеры и количество холстов. Несмотря на очень жесткий график, не было истерики. На сантименты и рефлексию не было времени. С середины марта я работала почти без выходных по 12-14 часов в сутки. Это был изматывающий опыт, катастрофически не хватало общения с семьей. Последние штрихи в картине «Стелла» сделаны утром в день вернисажа. Хорошо, что никто не испачкался свежей краской.

— В картинах из твоей предыдущей серии о Воронеже «Амальгама» много фактур, наслоений. Перекликаются ли чем-то эти произведения с новыми работами из «Дивного сада» по техническим приемам?

— Картины о Воронеже — это технический беспредел. В этом смешении сплошь эксперимент, который, к слову, полностью себя оправдал. Картины выглядят фантастически, и техника вызывает искренний интерес: «а как это сделано?». Акрил, гель, аэрозоль, трафарет, паста, песок, битум, акварель и даже бычья желчь. «Дивный сад» изначально был задуман в классической технике «холст, масло». Было важно решить поставленные задачи без фокусов, по-взрослому. Но и в таких довольно ограниченных для меня материалах не смогла удержаться: были удачные эксперименты с разными типами разбавителей. Например, фон на «Стелле» выполнен в один прием путем смешения маслянистых разбавителей и уайт-спирита.

— Твоя выставка «Дивный сад» получилась в какой-то степени литературной — есть отсылки к Гоголю, Буковски, а сам текст к экспозиции строится по принципу рассказа с эпилогом. Какие литературные источники тебя вдохновляли? Чувствуешь ли ты сама связь живописи и литературы в своих работах, и чем она для тебя важна?

— Я всегда много читала. И в детстве о жизни узнавала скорее из книг. О несчастных и счастливых, о добре и зле, о долге и чести, о любви и так далее. Мне было 13 лет, когда я попала в театр на «Тойбеле и ее демон» и затем «Вечность и еще один день», «Дядюшкин сон», «Обломов» и другие. Там я увидела, как литература может жить в других формах, помимо книги.

Я всегда читаю аннотации к выставкам, благодаря текстам проще понять изобразительные произведения. К слову, анонимный зритель написал мне в книге отзывов «бросьте разглагольствования, рассуждения о картине — сродни онанизму». Может, он и прав как специалист.

Возвращаясь непосредственно к «литературным» картинам «Дивного сада», эти отсылки, скорее, случайны. Бюст Гоголя стоял у меня в мастерской, это мог быть и Пушкин, к примеру. Важно было решить портрет Гоголя через окружающие предметы. Это довольно известный прием в изобразительном искусстве. Идею с манекенами мне подсказал художник Сережа Бруданин, правда, он видел решение в графике. И впоследствии этот сюжет идеально совпал с рассказом Чарльза Буковски «Любовь за 17.50». В начале интервью я говорила о компиляции. Можно сказать, что текст — это часть экспозиции. Для меня все виды искусства взаимопроникаемы, Эйва повсюду.

— В описании к выставке сказано, что «Дивный сад» — это попытка побега в идеальный мир. Почему в этом мире нет места людям?

— На это есть несколько причин. Во-первых, идеальных людей не существует. Во-вторых, под идеальным миром я понимаю мир идей. Человек — это не идея, а транслятор идеи. По моему глубокому убеждению, человек не является творцом идеи. Она существует как абсолют по каким-то неведомым нам законам мироздания. Задача человека-художника — найти, почувствовать, уловить идею и в меру своих возможностей предъявить ее зрителю. На картинах Петр Первый, Гоголь, лев, Геракл, манекен имеют характеристику неживого и вторичного, однако передающего идею, то есть идеальными.

— Ты уже второй раз выставляешься в Доме архитектора. Что можешь сказать об этой площадке?

— Сыплешь соль на рану. Дом архитектора в этом году как выставочное пространство к сожалению, стал большим разочарованием не только для меня, но и для других художников и посетителей.

Если вспомнить недавнюю историю, то еще с советских времен Дом архитектора был свободной и бесплатной муниципальной площадкой для художников. В последние годы пространство несколько деградировало и в плане выставки-продажи шуб, и ремонта, но художникам там всегда были рады.

Не так давно муниципалитет передал помещение Союзу архитекторов, здесь сделали ремонт, горожане были рады обновлению и оживлению этой площадки в центре. В городе-миллионнике с большим количеством театров (как государственных, так и частных), с двумя симфоническими оркестрами мы имеем лишь три крупных выставочных площадки: в музее имени Крамского, на Кирова,8 и на Пушкинской,7 (зал Союза художников на втором этаже). После обновления Дома архитектора изменились для художников условия участия в выставках. Теперь авторы не только вынуждены платить внушительную сумму за возможность поделиться творчеством со зрителем, но и по факту соседствовать с фуршетами, мастер-классами, фестивалями и другими посторонними мероприятиями, проводимыми на фоне экспозиции. Чем подобное положение дел лучше выставки-продажи шуб?

К сожалению, в Доме архитектора практика бескультурья и пренебрежительного отношения к творчеству стала носить системный характер. В начале года закрыли выставку художника Павла Брата на следующий же день после вернисажа. Зачем тогда открывали, спрашивается? Относительно недавно на время проведения мероприятия с высокопоставленным чиновником, со слов художников-коллег, организаторы самовольно сняли со стен их выставку. Представьте себе удивление зрителей, которые были персонально приглашены авторами, когда они не смогли попасть в помещение, а сквозь окна увидели пустые стены.

Со мной обошлись не лучшим образом. Не хочу вдаваться в подробности, но по итогам всех моих затрат и усилий по созданию и экспонированию картин, работе с покупателями, многие не смогли посмотреть «Дивный сад» и были возмущены происходящим там балаганом. Завершением выставки стала организационная накладка, о которой на следующий день написали в СМИ: одновременно с моей выставкой в выставочном зале проходила кофейная ярмарка, и зрители, пришедшие на авторскую экскурсию, не смогли посмотреть работы. Мне пришлось извиняться за такую оргработу Дома архитектора и отменять свое мероприятие.

— Сталкивалась ли ты с похожим отношением к себе как художнику при сотрудничестве с другими площадками?

— Я работала как художник или как организатор выставок с ГЦТМ имени Бахрушина, музеем имени Крамского, с частными галереями и выставочными залами Москвы, Воронежа, Белгорода, Курска. В вопросах этики никогда не сталкивалась с недопониманием, всё же это профессиональные площадки, работающие в сфере экспонирования с соответствующим уровнем культуры.

Несерьезное отношение у нас не только к художникам, но и к музыкантам, например, и к другим творческим профессиям. Художник Алексей Владимирович Загородных рассказывал показательный анекдот из жизни: его друг, известный оперный баритон приехал в гости к деду. Дед спрашивает: «Ну, внучок, що робиш на работе?». Певец отвечает: «Пою, дедушка». Дед: «Ну, так и я спиваю, особо посля баньки, а работа-то у тебе яка?».

К этому же добавь целый букет мастер-классов, на которых люди в качестве вечернего досуга пишут одинаковый сюжет, а ведущий порхает вокруг и всем раздает звания заслуженных художников. Обыватели думают о живописи «а что тут такого, и я так могу, подумаешь, намазал». Конечно, есть интеллигентная, воспитанная и благодарная публика, на такую аудиторию я и работаю. В Воронеже особенно заметно расслоение. Культурный ренессанс, который мы наблюдали еще несколько лет назад, не прошел даром: качество и количество аудитории заметно выросло, но и про лечебный стул от жлобства нам забывать не стоит.

— Сотрудничаешь ли ты сейчас с какими-то галереями? Где можно приобрести твои работы?

— У меня есть неэксклюзивный контракт с московской галереей, что позволяет мне заключить контракты и с другими галереями, чем я и планирую заняться в ближайшее время. К сожалению, работа с зарубежными галереями ограничена для художников из России, но этой зимой я стала партнером одного уникального проекта, в составе которого есть небольшая художественная галерея. Надеюсь, что строительные работы завершатся в течение лета, и мы с коллегами объявим об открытии. Я выступаю в качестве арт-директора и, разумеется, мои картины также будут доступны там.

Сейчас некоторые картины можно приобрести у меня в мастерской. Во-первых, это значительно экономит покупателю средства, а во-вторых, я варю очень вкусный кофе по-турецки.

Выставку «Дивный сад» можно посмотреть онлайн на сайте Ирины Котиной.

Фото: Юлия Селина, из архива Ирины Котиной