Фильм Полины Синёвой «Внутри»: пророк Иона в эпоху турбулентности

В Воронеже сняли экспериментальное авторское кино: фильм «Внутри» стал визуальным воплощением одноименного текста поэта Полины Синёвой. Библейская история о ките и пророке Ионе ожила в современных реалиях и рассказывает о том, через что проходит и все человечество, и каждый из нас.

Спецпоказ недавно вышедшей короткометражной картины в Воронеже стал заметным культурным событием. Сейчас главная цель авторов – продвижение фильма на кинофестивалях, в том числе международных. С режиссерами «Внутри» – Полиной Синёвой и Анастасией Амнезией – поговорил для «Умбры Медиа» кинокритик, создатель киноклуба «Три скамейки» Илья Клюев.

– Начнем с того, что это не частая история – когда берут поэтический текст и из него делают кино. Да и сам текст «Внутри» не особо к этому расположен: там нет как такового четкого сюжета, то есть речь в данном случае не об экранизации. С другой стороны, когда я его читал, мне показалось – что-то мультимедийное, что-то близкое к природе кино в нем все-таки заложено.

Полина: Этот текст не то что просил – он требовал, чтобы я воплотила его в более осязаемой оболочке. Была идея сделать спектакль с танцевальной труппой, но не сложилось. Сейчас я понимаю, что фильм – идеальная форма.

– Как ты к этому пришла? Ведь раньше ты не имела дела с кино?

Полина: Абсолютно никакого. Я человек, который неожиданно обнаружил себя уже снимающим кино, внутри кино. И этот человек стал оглядываться вокруг изумленно и несколько нервно, потому что пришлось изучать массу незнакомых вещей и процессов, найти людей, которые все это умеют, собрать команду.

Есть такой жанр – видеопоэзия, я его не люблю: может быть, потому, что видела крайне мало удач в этом жанре. Часто это голос автора, звучащий довольно беспомощно, и что-то абстрактное, мелькающее на экране. Единственная работа, которая меня по-настоящему впечатлила, даже потрясла – маленький фильм, совсем короткий, на стихотворение Александра Анашевича «Собака Павлова». Это изумительно, и это именно фильм, потому что там есть и работа режиссера, и операторские находки, и прекрасная актерская игра. Я его для себя отметила. Но изначально не было такой дерзости – сделать кино по всем правилам. Хотя – любопытный момент! – когда потребовалось как-то называть то, что мы делаем, – возникло именно слово «фильм». Сразу и безоговорочно. Не клип, не что-то еще. Как будто слово пришло – и заранее определило, куда все это будет двигаться. А первый замысел был все-таки ближе к жанру видеопоэзии, причастности к которому я изо всех сил стараюсь избегать.

– Где-то ты писала, что в начале это был, по сути, фон для текста.

Полина: Да, мы даже начали что-то монтировать в этом духе: океанариум, город, вода… И в какой-то момент Стася сказала: «Получается полная хрень». Вернее, она тогда выразилась жестче…

Стася: Я сказала, что нам нужен главный герой. Фигура в кадре, Иона. И еще нужно действие, нужна история.

Полина: И это стало отправной точкой, с которой началось кино. Трудно определить, кто из нас главный режиссер – я или Стася, это для меня совершенно потрясающий тандем: например, мы просто начинали обсуждать отснятый материал – и тут же возникали какие-то озарения, новые повороты сценария. И нужно было это сразу записывать, потому что к концу разговора не все получалось вспомнить. Я уже не смогу точно сказать, какие идеи принадлежат мне, а какие – Стасе: они как будто из воздуха возникали, из нашего взаимодействия. И все это постепенно складывалось в очень стройную концепцию, со своей системой символов и отсылок. Кроме Ионы, появился еще один персонаж, женский. Мне интересно у зрителей спрашивать, кто эта женская фигура на экране для них, потому что для меня она – очень многоплановая. И когда героев стало двое, возникли отношения между ними, новые нити истории. В общем, фильм начал создавать себя сам. Я люблю эту формулировку.

– Насколько я знаю, какие-то идеи рождались даже не внутри команды, а приходили извне?

Полина: Да, и не раз. В какой-то момент мы решили рассказать в соцсетях о том, что мы делаем. Выложили несколько постов с бэкстейджами. И неожиданно нам стали писать люди, которых наша идея зацепила. Стали предлагать что-то. Например, когда мы еще не знали, какими будут первые кадры, пришло сообщение из каяк-клуба: «Мы прочитали, что вы снимаете фильм. У нас есть каяки, можем их предоставить для съемок. Нужно?»

Стася: И вот мне звонит Полина и говорит: «Я все придумала, завтра будут каяки, плывем под Вогрэсовский мост, ты снимаешь, как Иона попадает в чрево кита».

Полина: Ну ладно, это не за одни сутки случилось! У нас было время, чтобы все обсудить. Просто с датой определились в последний момент.

– Но в целом эта сцена получилась стихийной, незапланированной?

Полина: С одной стороны – да. С другой – если бы нам не предложили в тот момент каяки, мы позже пришли бы к мысли, что герой должен плыть по воде, что нужна какая-то лодка, и стали бы ее искать. Это тот случай, когда происходящие события опережают планирование.

– И финал тогда же родился?

Полина: Да, мы в тот день отсняли и начало, и финал: как Иона возвращается. И все дубли его выхода на берег, честно говоря, получились не очень впечатляющими. Но съемочное время вышло, все уже порядком замерзли, дул жуткий ветер – а это был октябрь, температура плюс восемь. Мы решили, что надо смириться и закругляться: как сняли, так и сняли. И вот Стася с инструктором причалили на каяке, с которого шла съемка, а Илью Гнилицкого, актера, мы потеряли из вида: там песчаная насыпь у берега, она загораживает обзор. Ждем, а его все нет. И вот наконец он появляется: идет по колено в воде и тащит за собой свой каяк. Весь мокрый, с него течет, только голова и плечи сухие. И мы глядим на это совершенно охреневшие, потому что восемь градусов же! А он не спеша приближается к нам по воде и кричит: «Ну? И почему не снимаем?» Тут Стася хватает камеру…

Стася: Эти кадры и вошли в фильм. А не то, что мы до этого сняли – где он аккуратненько так вылезает на берег, чтобы ботинки не намочить.

– Он упал в воду?

Стася: Он захотел напоследок потренироваться, просто для себя, причалить на каяке стоя. Такое возможно на каких-нибудь сапах, а каяк на это не рассчитан. И Илья не удержал равновесие. К счастью, он не простудился. Мы брали с собой, конечно, запасную одежду, пледы, термос с чаем. В общем, так родилась сцена, которая идеально встала в фильм.

Полина: Этот фильм – во многом стечение прекрасных обстоятельств, но назвать их случайными у меня язык не повернется, потому что это почти всегда были очень точные попадания, логичные, естественные.

– Полина, а у тебя были какие-то ориентиры именно в кино, какие-то референсы?

– Для меня главным ориентиром было то, что делала Стася, я вдохновлялась в первую очередь ее фотографиями и видео. Я влюбилась в ее стиль, в то, как она через камеру видит этот мир и как она это монтирует потом. Она сделала короткое видео на мое стихотворение «Птица говорит рыбе», и там были все эти наплывы, наслоения реальностей, выраставшие одна из другой, вся эта коллажность, которая мне так нравится. Я ожидала, что и фильм получится в этом ключе.

– Стася, я как раз хотел спросить: у тебя есть свой характерный стиль, а пришлось ли его пересобрать для этой конкретной работы? Были какие-то открытия, что-то новое приходилось делать?

Стася: Я снимала безо всяких референсов, просто ставила камеру и снимала. В этом проекте я в девяноста процентах случаев действовала интуитивно. Позже к нам присоединилась Наташа Мальцева, режиссер монтажа, у нее большой опыт. И вот она, насколько я понимаю, представляла себе в полном смысле фестивальное кино, где все должно быть по правилам.

Полина: Для меня это был драматичный момент. Мы сперва планировали, что Стася все снимает и она же монтирует. В процессе стало ясно, как далеко мы ушли от изначальной идеи, и Стася меня просто ошарашила, когда сказала: «Я все это не смонтирую, нужен человек, который этим займется». Но в итоге все сложилось лучшим образом: появление Наташи – это был еще один важный шаг на пути к полноценному фильму.

– Мне очень нравится, что ваш фильм сложился из участия разных талантов, все они прекрасны, там и Вячеслав Гардер, и Ярослав Борисов, и Денис Субботин. Полина, как ты собирала эту команду?

Полина: Ярославу мы предложили написать музыку, и он сразу согласился, потому что знал и любил текст «Внутри», плюс ему понравился черновой монтаж. Денис Субботин сам предложил поучаствовать, когда мы были готовы начать работу со звуком. Дольше всего шли поиски актеров для озвучивания. Мы же отталкивались сперва от самого простого, безбюджетного варианта, и весь текст начитала я. И вот когда появился звукорежиссер, Денис Субботин, он сказал: «Ты хорошо, конечно, читаешь. Но я бы взял актеров».

– А почему?

– Во-первых, логично, что каждый персонаж звучит по-своему. Ну и профессиональный поставленный голос – это само по себе плюс, это качество. Но найти актеров с подходящими голосами и привезти в студию – еще не все. Мне нужно было, чтобы они читали с абсолютно конкретными интонациями и смысловыми акцентами, так, как этот текст слышу я. Никакой актерской отсебятины и никакого «чтения с выражением», как привыкли озвучивать поэзию: все эти стереотипы пришлось искоренять. Я так и говорила: не относитесь к этому тексту как к стихам, забудьте вообще это слово. И записали далеко не с первой попытки. Игорь Скрынников сперва читал за Иону, и уже под конец я попросила его попробовать почитать за кита. В итоге Игорь остался китом, а Иону озвучил Слава Гардер, хотя ему вначале мы тоже давали другого персонажа. Ну а в части, где говорит автор, остался мой голос.

– Отдельный вопрос про музыку. Ярослав Борисов – композитор, можно сказать, универсальный, и академический, и экспериментальный. Какую задачу ты ему ставила?

Полина: Музыка должна была создать оболочку, настроение для каждой части. И работать своего рода разделителем, обозначать, где заканчивается одна реальность и начинается другая.

Стася: Ярослав накидал огромное количество тем, где-то музыка была мистическая, где-то – почти блокбастерная или похожая на фантастические фильмы восьмидесятых. Самое главное – он сказал, что для такой картинки обычно все хотят какую-нибудь «размазню», абстракцию, и вот ничего подобного он как раз принципиально не стал делать. Никакого эмбиента.

Полина: Был еще вариант с нежным-нежным фортепиано, Ярослав предлагал его в первую часть, для Ионы, но это оказалось чересчур утонченным и уязвимым. Потом мы нашли этой теме применение – поставили фортепиано в титры, там оно звучит прекрасно.

– Вы сразу решили, кто будет играть Иону? Или был кастинг?

Полина: Никакого кастинга, мы ни секунды не сомневались, что Илья Гнилицкий – это Иона. Во-первых, он очень подходил внешне, по типажу. Во-вторых, Илья – пластический актер, нам было важно, как он двигается. В-третьих – он легок на подъем и открыт экспериментам: лазить по всяким катакомбам, ходить босиком, валяться в песке. И был готов лишний раз выехать на досъемки-пересъемки, за что мы ему тоже очень благодарны.

Стася: Илья в то время много работал в дуэте с Олей Пауковой, и когда у нас созрела женская роль, актрису тоже не пришлось искать. Они так хорошо импровизировали, что иногда мы им ставили задачу очень абстрактно: вот на этом отрезке воды просто подвигайтесь вдвоем. То есть этот танец им никто не режиссировал, но получилось круто. Я знаю, что они в тот момент абсолютно не думали о тексте, но какие-то их движения легли на него идеально. Это скорее совпадение, синхронизм. Вообще, когда начинается правильное движение, рождение какого-то проекта, бывает, что пазлики сами сходятся как надо.

– Да, я в этом убедился.

Стася: Отсматриваешь потом съемку и думаешь: о, вот-вот, это оно, нерукотворное, то есть мы это не планировали, это просто рождалось.

– Можно ли сказать, что, строго говоря, сценария в классическом понимании не было?

Полина: Был, конечно. Без этого не сделаешь фильм. Все должно складываться в единую стройную схему. Был очень длинный файл с таблицей, где расписаны все сцены: что происходит, в какой локации, какой реквизит, какие костюмы. Другое дело, что это выстроилось не сразу. В процессе мы многое переиграли и добавили. Текст «Внутри» звучит в чистом виде 10 минут, а фильм длится 23, столько на него всего еще наросло.

– «Внутри» – фильм-мистерия. Что для тебя значит такое определение?

Полина: Бывает фильм-притча, но это все-таки не про нас, потому что у нас нет не только прямого нравоучения, но и сколько-нибудь однозначного послания. Это скорее многомерный веер смыслов, из которого для конкретного зрителя сработает то, с чем он войдет в резонанс. История нашего Ионы – это архетипичный путь героя, и нам важно было, чтобы зритель включился и прошел этот путь тоже – внутри себя, сидя в зале. Чтобы для него мистерия состоялась.

Наш Иона – не только библейский пророк, он – любой из нас, обитатель современного мегаполиса со смартфоном в кармане, человек, живущий в эпоху турбулентности, как сейчас говорят. И кит – не совсем кит: он, с одной стороны, что-то большое – левиафан, государство, социум, и шире – физический мир как таковой со всеми его неизбежностями. С другой стороны – он отдельный живой персонаж со своей позицией, со своими обидками, с правами, о которых он заявляет.

– Правами на жизнь.

Полина: Да, и это тоже. Я старалась видеорядом достроить то, что намечено в тексте: внутренние коллизии, которые каждый разрешает в своих экзистенциальных поисках, и коллизии социальные, которые возникают между людьми в периоды противоречий, противостояний. Это фильм про человечество, которое творит безумие. И хорошо бы на это посмотреть с разных точек зрения – а не с той, когда ты находишься внутри безумия, а безумие – внутри тебя, и когда безумие становится чем-то привычным и нормальным.

– То есть наша реальность в фильме вполне прослеживается.

Полина: Да, там есть чат GPT, например, а есть вырезки из советских газет. Отсылки и к нашим дням, и к советскому периоду.

– Все съемки проходили в Воронеже. Вы стремились сделать Воронеж в кадре узнаваемым или все же хотели создать абстрактное пространство?

Полина: Многие воронежцы узнают в кадре свой город, и это здорово, это еще один дополнительный слой. Но по большому счету это мог быть какой угодно город – главное, чтобы там была вода и были мосты. Понятно, что мы снимали без бюджета и не закладывали никаких поездок, но если бы даже нам кто-то сказал: ребята, вот вам мешок денег, поезжайте снимать на берег любого океана, – я бы отказалась. Не только потому, что нам важен был весь этот урбанистический пейзаж. Фильм о том, что все происходит внутри: внутри этой жизни, внутри города, в предлагаемых обстоятельствах. Мы все внутри ландшафта, в котором живем, внутри наших физических тел, внутри каких-то ограничений. И одновременно – внутри чего-то огромного, необъятного, что не можем даже умозрительно себе представить, внутри вечности, вселенной.

Стася: Но это огромное можно показать очень простыми средствами.

Полина: Да, показать огромный океан, но показать его воронежским водохранилищем – задача была такая.

– Вы два года снимали и еще около года монтировали?

Стася: Да, в целом получилось около трех лет. Все заняты какими-то своими проектами, зарабатыванием денег, поэтому работа над фильмом шла достаточно пунктирно. И хорошо, что мы не ставили никаких сроков. У нас было время на паузы, на обдумывание, на выращивание фильма естественным образом.

– Полина, как ты это держала так долго? Понятно, что у тебя команда, но все нужно координировать, и делать это должна ты, ты должна быть центром. Кто-то бы выгорел за такое время. Как ты справилась?

– Временами я действительно выгорала, но у меня была железная уверенность, что этот фильм состоится и получится очень сильным. Когда стало ясно, что мы делаем довольно серьезный продукт большой командой, я поняла, что из своего кармана эту историю дальше не потяну. Тогда возникла идея с краудфандингом. С грантами я связываться не стала, потому что не было такого опыта, и изучать эту кухню с нуля – меня точно бы тогда не хватило. Краудфандинг на платформе «Планета» казался чем-то более реальным.

– Мне кажется, это хороший вариант, чтобы сохранять независимость. Ты не идешь к спонсору, который может как-то повлиять на твою работу, ты сохраняешь свое видение. А попробовала бы ты так еще раз?

– Возможно. Но надо помнить, что краудфандинг – затратный, энергоемкий процесс. Разместить проект на платформе и ждать, что деньги польются сами – это очень наивно. Кстати, я изумилась, когда увидела, как много на «Планете» неудачных проектов! До окончания сбора несколько дней, а у них всего 10 процентов, или 5, или вообще 2. Это значит, что они не получат ничего: если ты собрал меньше 50 процентов от заявленной суммы, все деньги остаются на платформе, такие правила. Видимо, люди ожидали, что просто зальют красивые фото и описание, а дальше все будет как-то работать само. Не будет. Нужно заранее продвигать проект в соцсетях, создать интерес к нему, чтобы, когда ты объявишь о старте краудкампании, люди уже ждали этого и хотели вложиться в реализацию твоей идеи.

Пока идет сбор средств, нужно этот процесс информационно подпитывать, постоянно кому-нибудь писать, напоминать, просить о постах и репостах. Специально искать людей, которые готовы поддерживать культурные проекты. И когда на платформе появляются очередные донаты, ты обычно знаешь, из каких твоих конкретных усилий они возникли.

– Это мощный опыт. По сути, ты таким образом открыла для себя новую сферу?

– Да, и эта сфера – не только про деньги. Она – про солидарность и поддержку. Я сама на той же платформе с удовольствием задонатила создателям нескольких фильмов. Например, был проект о людях, которые знают, что их болезнь неизлечима и им осталось недолго. Об их отношениях с этой короткой жизнью, о том, как каждый решил ею распорядиться. Я поучаствовала в этом крауде, не сомневаясь ни секунды. И у меня появилось понимание: сегодня я вложусь в чей-то проект, завтра – кто-то вложится в мой, и так мы сообща даем шанс воплотиться чему-то важному. Когда я видела донат от совершенно незнакомого человека, я буквально физически ощущала, представляла, как он скроллит экран, читает, выбирает лот, нажимает кнопку «поддержать проект», я чувствовала связь между нами. И это невероятно заряжало, давало силы, чтобы продолжать. Связывать собой все ниточки, которые на мне сходились.

– Возникали у вас в команде разногласия? Как вы их решали? Были же какие-то острые моменты?

Полина: Первые серьезные разногласия возникли из-за того, что начинала все делать Стася, а потом появилась Наташа и взяла монтаж в свои руки. У каждой – свое видение, свой метод. А тут еще и я, третий элемент, и у меня тоже есть мнение. В общем, иногда было непросто.

– Как сделать, чтобы все не развалилось в результате? Есть какая-то тайна?

Стася: Это тайна наша общая. Это понимание, что мы все внутри кита, нам придется договариваться, искать лучшее решение. Умение понять, кто из нас в чем больше компетентен и силен. Например, у Наташи — опыт именно в кино и профессиональном монтаже.

Полина: А у Стаси – скорее интуитивный монтаж, но она лучше этим монтажом чувствует текст, потому что мы с ней с самого начала с ним работали, и текст в этом фильме все же – основа, на него все остальное нанизано.

– Стася, а что для тебя за все это время стало главным вызовом?

– Наверное, именно коллективная работа. Раньше я могла бы сказать: «О боже, меня никто не слушает, никто не согласен делать цветокоррекцию так, как я хочу». Но такой подход не принес бы развития ни проекту, ни мне самой. Умение слушать не только себя, но и других людей, входить с ними во взаимодействие – это очень расширяет кругозор и твой индивидуальный метод. Ну и еще один серьезный вызов был – по водохранилищу поплавать, потому что я очень боюсь воды.

Полина: Я не знала, я сейчас впервые это слышу!

Стася: И я чуть камеру не утопила несколько раз. И перестала воды бояться.

Полина: Ты действительно перестала бояться воды?

Стася: Ну пока снимала – да. Не об этом думала. А если меня просто так в лодку посадить – не знаю, что бы я почувствовала.

– Когда у тебя в руках камера, страхи куда-то уходят?

Стася: Да, ты просто становишься этой камерой.

– Полина, то, что ты сделала, для меня достаточно уникально: ты, человек не из кино, в эту сферу входишь, что называется, с ноги, плюс это твоя авторская вещь, плюс участие целой команды талантливых людей. Все это для тебя – скорее разовый эксперимент? Или ты открыла для себя новый инструмент, который может быть применим к другим твоим текстам или к чему-то еще? Потому что, мне кажется, в синергии разных медиумов большой потенциал. В общем, ты будешь еще это использовать?

Полина: Если появляется какая-то новая опция, я не сторонник того, чтобы ее начать эксплуатировать, пытаться выжимать из нее что-то. Надо уметь останавливаться. Все это было сделано именно ради текста, который называется «Внутри». У меня был долг перед этим текстом – дать ему вторую жизнь с помощью выразительных средств кино. В общем, речь не о том, что я вдруг решила стать режиссером или экранизировать свою поэзию, нет. Я вполне сознательно останусь режиссером единственного фильма. С другой стороны, если в мою жизнь постучится новый проект, который невозможно будет не воплотить, как это получилось с «Внутри», – конечно же, я начну собирать команду.

– В целом, мне кажется, это потенциально богатое поле – взаимопроникновение искусств, интеграция, за этим будущее. Можешь сформулировать, что дала тексту именно форма фильма?

– Во-первых, расширение ассоциаций. Мне важно было раскрыть текст визуально. Задать контекст, направление, как еще можно это понимать (или – как в первую очередь это стоит понимать). Иногда это юмор, когда текст звучит вроде бы серьезно, а на экране в этот момент что-то вызывает улыбку, удивление. Получается ассонанс, оксюморон, и на этом стыке, в этой неожиданности рождается новый смысл. Или текст уверяет зрителя, что все благополучно – а картинка жутковатая, говорящая об изнанке этого благополучия. Вот эта амбивалентность, полифония мне была очень важна. Фильм – в том числе и про интеграцию разных точек зрения, расширение обзора. Любое чувство и состояние – многогранно и подвижно, а упрощение, уплощение – это путь, обратный развитию.

Ну и еще очень важный момент: в тексте «Внутри» есть пятая часть, в которой нет слов. Несколько строк, состоящих из точек. Текст в его буквальном понимании закончился, но текст в широком смысле – продолжается, он выходит за собственные пределы, в молчание. И читателю предлагается стать соавтором этого молчания, присутствовать в нем. Когда я читаю «Внутри» со сцены, в этот момент возникает пауза. Я жду, чтобы зритель понял, что пятая часть – это то, что происходит прямо сейчас, в этом зале. А с помощью кино я эту бессловесную пятую часть визуализировала, воплотила, в ней рождается новый мир, который каждый зритель может ощущать и интерпретировать по-своему.