В галерее Х.Л.А.М. 23 марта открылась выставка работ известного российского художника Владимира Мигачёва «Внутренняя миграция». Эта серия больших пейзажных полотен рассказывает историю исчезающей русской деревни. Для создания проекта художник проехал шесть областей центральной России. Владимир Мигачёв в интервью корреспонденту «Умбра Медиа» Лене Дикой рассказал, как сделать запоминающийся вернисаж, о своем отношении к акционистам и этике в искусстве.
Картины на выставке «Внутренняя миграция» зачаровывают красотой разочарования, но печаль эта светла. В каждой работе есть луч света на горизонте, яркое пятно, символизирующее надежду и возможность перерождения. Художник будто любуется красотой пустоты, неизбежной эволюцией, которая всегда происходит через смерть, через боль и опустошение. Что-то должно умереть, чтобы дать место новому рождению. Эту эволюцию автор умело фиксирует живописными средствами. Картины написаны в «фирменной технике» Мигачёва. Чернозём, прах, зола, смолы, кварцевый песок, кузбасслак, глина, уголь используется наравне с акриловой краской. Таким образом, пейзаж содержит биомеханику и артефакты. Эта техника делает картины эффектными, фактурными и довольно тяжёлыми. Владимир вспоминает, что как-то итальянец очень хотел купить его холст, который весил 40 кг, но сомневался, так как не знал, как его транспортировать, боялся, что куски авторской фактуры могут отвалиться…Тогда художник сказал ему: «То, что не нужно отвалится, а главное – останется». Коллекционер улыбнулся и купил работу.
Мигачёв не изображает героев, но везде чувствуются последствия их присутствия. Художник пишет пейзаж, изменённый человеком. Повествование ненавязчивое и тревожное, зритель может придумать и вспомнить, прочитать свою историю. Для создания этой серии автор изучал «урочища» — места, где когда-то были хутора и деревни, но люди покинули их и мигрировали в город в поисках лучшей жизни. По прогнозам некоторых демографов, к 2025 году 96% селян станут горожанами. Иными словами, сельское население исчезнет практически полностью. Урочища – это шрамы на теле страны. Это «ничья земля», пустота, то, что осталось.
— О чём ваша серия «Внутренняя миграция»?
— Существует некая внешняя миграция, люди переезжают в другие страны и так далее. И существует внутренняя миграция, внутри нашей страны. В следствии урбанизации, люди массово уезжают из деревень в города. В этой серии представлен не просто ландшафт. Раньше, на этих местах были населённые пункты. Вся серия началась с того, что я узнал термин «урочище». Он был введён в 1996 году и означает место, где раньше были населённые пункты. И я стал путешествовать по России, изучать эти места.
— Вы слышали о нашумевшем проекте Данилы Ткаченко, где фотограф снимал горящие заброшенные деревни? Что вы об этом думаете?
— Мне понравилась подача, понимание. Работа сделана очень профессионально. Вопрос второй: этично устраивать поджёг или нет? Я не знаю. Возможно, можно было достичь этого эффекта другим путём: создавать мизансцены, строить декорации…
— А художник должен быть этичным?
— Сложный вопрос. А человек должен быть хорошим или нет? А художник – тот же человек. Значит, он должен стремиться быть хорошим. Мы живём в мире предчувствия апокалипсиса. Такое впечатление, что нас к этой опасности постоянно приучают. Каждое научное изобретение – это жертвоприношение. Научный прогресс требует жертвоприношения. Искусство должно это нести в себе. Оно должно предупредить людей, чтобы они думали о последствиях своих действий.
Скульптор Сергей Горшков, художник Владимир Мигачёв и директор галереи Х.Л.А.М. Алексей Горбунов
— В 90-е вы расписывали церкви. Расскажите подробней об этом опыте. Почему перестали этим заниматься?
-В какой-то момент я понял, что «гордынька замучила» и я ушёл.
— Это была духовная практика или очередной заказ?
-Бытует такое мнение, что церковная живопись – это всегда канон и в ней нет никакого права на творчество. На самом деле, это другая величина и ощущение другое, и там есть право на творчество и на развитие так же, как и в светском искусстве.
— Вы там достаточно выразились?
— Категории самовыражения там не было. Там есть другое… Это служение. Икону надо писать так, чтоб она принимала всех.
— А картина, она должна всех принимать?
— Нет. Часто говорят, что мои картины грустные, в них есть разочарование. Пространство пейзажа не определено. Оно существует самостоятельно рядом с человеком. Почему ландшафтный дизайн у нас делают от дома до забора? Потому что двор воспринимается как «моё». Но природа – это тоже моё. Это моя страна, это моя земля, но она такая брошенная, потому что ничья. Всё, что с нами происходит: перестройки, революции – всё отпечатывается в пейзаже. Всё социальное отпечатывается в пейзаже. Брошенные здания – это остатки той страны, которая была. Во всех моих пейзажах косвенно присутствует человек. Я не пишу лес, бор, чащу… Сама архитектура пейзажа несёт в себе информацию. Чтобы зритель сам разбирался, думал. У меня есть, конечно, свои мысли и переживания об этом, но я стараюсь их прятать, мне будет не очень приятно если их откроют. Это как раздеться.
— Вы из Краснодара. Ваши ребята, акционисты, тоже сделали работу про землю. Так называемые Краснодарские урбанисты в 2016 году выдвинули на пост мэра города болотный сапропель. Что вы думаете о таких практиках?
— Я знаю этих ребят и мне нравится то, что они делают. Мы с ними ругаемся, спорим…Они приезжают ко мне в мастерскую, говорят: «Михалыч, брось кисти – это уже никому не нужно». И это важно. Дискуссия нужна, чтоб какие-то точки определить для развития.
— Что делать, чтобы эту дискуссию создать?
— Её нужно вести и не боятся поссориться. Критика открывает художнику глаза. Нужно учиться. Раньше я учился у старых мастеров, теперь учусь у молодых.
— Тогда почему вы остаётесь в живописи?
— Я пробовал себя и в перформансах и в инсталляциях. Когда-то в 1991 году мы делали акцию «Фасад». Хотели вывесить живопись на фасаде музея, но нам не дали сделать этот жест. Побоялись, что холст оторвётся, упадёт и кто-то пострадает. Есть такое ощущение, что провинциальные музеи художников не любят. Как будто повесил работы, а через неделю не забудь их забрать. И не критики, ни оценки. От этого художник впадает в лёгкую депрессию. Никакой реакции, его труд как будто не заметили. Живопись, наверно, в очередной раз умерла. На протяжении всей истории искусства она осуществляла ряд провокаций, по отношению к самой себе. Нужно придумывать что-то новое. Зритель требует сейчас удивлять. Художник должен готовить для себя зрителя.
— А как?
— Не понимает визуально, нужно словами доносить. Зритель хочет от художника фокусов. Именно на вернисаже. Если я выставился, я должен отвечать за это. У нас в стране нет диалога со зрителем: художник сидит в углу, а гости ползут по стенам. В Европе всё иначе. Зритель не боится спросить автора, если он чего-то не понимает. В свою очередь и художник готов к диалогу. Художник должен владеть искусствоведческим языком.
— А простой зритель, в свою очередь, должен владеть этим языком?
— Да. Искусство не принадлежит народу. Но есть прослойка, которая тянется к искусству- это интеллигенция, именно с ней нужно работать. Она будет распространять информацию и вверх и вниз. Этот культурный слой существует в любом городе. Его нужно привлекать, до него нужно доносить. Гройс (Борис Гройс – советский и немецкий искусствовед) писал, что художник «нажимает кнопку шахида и взрывает всё медиа-пространство». Потом это попадает в телевизор и распространяется дальше. Например, Пётр Павленский нажимает эту кнопку. Для меня – он художник, который приносит себя в жертву. Вот современные люди в XXI веке могу понять фовистов? Мы ещё не до конца понимаем то, что было 100 лет назад, что уж говорить о современном искусстве! Все мы откуда-то пришли и куда-то уйдём. Подсознательная тяга к этому существует, поэтому художникам всегда хочется открывать что-то новое, запредельное. Но художник тоже человек и он привязан к социуму. Но в своих открытиях гений уходит в эту пустоту. Верёвка, соединяющая его с социумом постепенно натягивается и в какой-то момент происходит сдвиг всего общества.
— Каким должен быть хороший вернисаж?
— Для того, чтобы выставка стала событием приглашают кураторов, дизайнеров, пиарщиков. Потому что люди ждут шоу. Когда-то у меня была выставка в Майкопе и я решил расстелить солому в зале, где висели картины и написать название тоже на соломе. Прошло несколько лет и все помнят выставку с соломой. Они не помнят картины, автора, но солому они запомнили! Художник должен удивлять себя. Если я себя не удивляю – я никого не удивлю. Каждое утро я бегу в мастерскую, осмотреть, что же у меня получилось вчера. И если я удивляюсь результату – я счастлив, а если нет – впадаю в депрессию.
— Расскажите о ближайших творческих планах.
— Я придумал одну историю и 4 апреля в Краснодаре буду её показывать. Это инсталляция из обычных пустых картонных коробок. Из них я сложил блоки, имитирующие многоквартирные дома. Они просто стоят в ряд. С одной стороны на них будут мои тексты. Зритель проходит всё пространство, читает тексты и когда доходит до конца, ему открывается сама выставка. С другой стороны блоков будет живопись. Городской пейзаж. Это история про новый район Краснодара: бедный, безобразный, серый район с очень дешёвыми квартирками, куда переехала вся лимита. Это современные трущобы, там грязно, прохожие стреляют 23 рубля на пузырёк боярышника. И я хочу снять видео, хочу сделать такой урбанистический театр.
— Вопрос на счёт школ современного искусства типа БАЗЫ, Про Арте, Школы Родченко… Не жалеете, что в вашу молодость их не было?
— Конечно, жалею. Всё происходит довольно медленно. Грустно, что наша страна упускает многие возможности. Например, после развала Союза Запад проявлял к нашему искусству огромный интерес. Но этим бумом не воспользовались! Нищие художники продавали дёшево свои работы пачками, лишь бы забрали. Народ думал только о выживании, а стране было не до того… Тогда у нашего искусства был шанс достойно заявить о себе на мировом арт-рынке, занять своё место, диктовать тренды, но мы его упустили. Сейчас мне очень нравится, когда ребята заканчивают академию художеств, а потом поступают в ИПСИ. А вообще законов в искусстве нет никаких. Есть такая притча. В каком-то монастыре каждый год в определённый день является Богородица с младенцем. Монахи очень готовились к этому дню и разучивали молитвы. Мимо проходил бродячий цирк и оставил в монастыре больного клоуна, чтобы его выходили. Он выздоровел, но был очень бестолковым. Не мог запомнить ни одной молитвы. В день явления Божьей Матери его поставили сзади всех, на самое незаметное место. Клоун не знал, как правильно приветствовать Мадонну, вышел и стал жонглировать. И только ему младенец улыбнулся.
СПРАВКА
Владимир Михайлович Мигачёв родился в деревне Кучеряево Орловской области в 1959 году. В конце 1970-х годов семья переезжает в Краснодар, где Владимир поступил на художественно-графический факультет Кубанского государственного университета. После окончания учебы в 1986 году художник преподавл в средней школе черчение и рисование, а параллельно занимается живописью. После работы в классической манере, его первым увлечением была абстракция. Ею он занимался с 1986 года до середины девяностых годов.
В 90-х годах Мигачёв участвовал в росписи православных храмов. Работа над монументальными композициями, в жестком каноне полном символов и философии, дала художнику мощный импульс для переосмысления своего творчества. Владимир возвращается к фигуративной живописи. Он находит себя в мистическом реализме родных пейзажей. С помощью природы, он рассказывает об актуальных процессах и социальных трансформациях. Его пейзаж говорит со зрителем, кричит нам, предостерегает, отражает, помнит, скорбит. Художник принципиально не пишет с натуры, пользуясь «внутренним зрением», достигает обобщения, превращая каждое дерево, травинку, дорогу, придорожный столб в символ поворотов изменчивого бытия.
С 1990 года — член Союза художников СССР. 2010 — заслуженный художник Республики Северная Осетия. Работы Владимира Мигачёва хранятся в галере современного искусства ARTSTORY (Москва), Краснодарском краевом художественном музее изобразительных искусств имени Ф. А. Коваленко, музее современного искусства Эрарта (Санкт-Петербург), Республиканском музее изобразительных искусств (Владикавказ), Северо-Кавказском филиале Государственного музея Востока (Майкоп), а также в частных коллекциях практически по всему миру.
В настоящее время художник живёт и работает в своём доме в Краснодаре, впоследствии хочет организовать дома современное выставочное пространство.
Фото: Лена Дикая
